Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Что-то в этот год мы слышим какой-то особенный салют, который никак не унимается. Обычно в 12 часов постреляют и успокоятся. А сейчас как будто их сорвало просто. Как будто вся наша Божественная литургия воевала с этими салютами безумными. Может быть, в другой год это как-то вызывало бы чувство праздника, какого-то торжества, но сейчас у меня это вызывает какое-то противоречие. Вот в эту минуту уже целый час не унимаются залпы, и в эту минуту в другом месте гремят залпы. И каждый залп, каждый выстрел летит в чьего-то сына, в чьего-то брата, мужа. Параллельно каждому этому залпу сейчас происходит другой залп. Мир, русский мир, обезумел, как будто у нас не идет война. Какой-то год особенный, никак они не успокоятся. Сколько денег туда (показывает вверх) вылетело. Эти деньги могли быть снарядом, каской, бронежилетом. Вот как два параллельных мира. Один против другого. И оба эти параллельные миры – русские миры. Один русский мир сейчас лежит в окопах, в грязи. Представляете, что сейчас в окопах? Грязь, слякоть, жижа. И один русский мир лежит там, а другой русский мир ну, никак не завершит свои салюты.

Такое противоречие. Противоречие не с Америкой, не с англосаксами, как мы сейчас любим говорить, не с украинцами. Противоречие русских с русскими. Одни в окопах лежат… Вот выстрел в небо – и одного нашего нет. Еще один выстрел – еще одного нашего нет. Вот в чем противоречие. Вот в чем беда. Враг-то понятен. Вот – враг, вот – друг. А оказывается, вот на этой стороне, где мы говорим «друг», один грудью Родину защищает, другой успокоиться никак не может в своем праздничном настроении. Я, конечно, не хочу сказать, что все должны переодеться сейчас в черное, хлеб и воду кушать. Но я сейчас стоял и думал: нам пытаются внушить, что наше военное руководство прямо сейчас там сотнями тысяч кладут и кладут наших солдат. Но если бы было так, то где же сотни тысяч их родителей, братьев, сестер? Почему в храмах их нет? Ну, где сотни тысяч родственников тех погибших солдат? Почему они сейчас новый год начинают не молитвой, а никак не могут остановиться в своих салютах? Сотни тысяч погибших якобы.

Кто бы мог из вас сегодня сидеть за праздничным столом, если бы у вас погиб муж, отец, сын, брат? Да в горло бы ничего не полезло. Вот где война. Наши дети гибнут, а храмы полупустые. Когда война кончится? Когда вот здесь (показывает на голову) что-то произойдет. Вот здесь нужен какой-то большой-большой взрыв. Ну, чтобы перевернулось, наконец. Да, праздник, да, конечно, можно да даже и нужно его отмечать, да, но как-то надо границы какие-то иметь. Все-таки даже в праздник надо вспомнить, что вот в эту минуту происходит же другое. Ну, уймитесь вы. Ну, постреляли 15 минут и успокойтесь. Смотрите: час Литургия идет – никак. Я даже не припомню, чтобы в другие годы столько салютов было. Как будто мы сегодня победили. Какой там победили! Вчера или позавчера говорят, в Белгород на елку прилетело. Сколько погибших! Дети, женщины… Да, действительно все должны переодеться в черное.

Помните пророка Иону, который пришел в Ниневию возвестить, что всё, переполнена чаша терпения и не будет вашего города больше. Так бы и случилось. Но вдруг у ниневитян что-то происходит, и они всем городом начинают каяться. И пророчество Ионы не сбывается. И даже пророк расстроился: «Господи, Ты велел мне нести пророчество, а я теперь в таком неловком положении. Я говорил от Твоего Лица, а Ты вдруг переменил всё, и я вроде бы как обманщик». Они покаялись. Они все собрались и покаялись.

У нас какое-то безумие. Я не верю в эти сотни тысяч погибших. Где их родственники? Я не верю в сотни тысяч воюющих. А где их матери? Где их жены? Где их дети? За праздничным столом? Господи… Вот кого мы должны победить? Мы должны победить свое чрево, свое сердце, которое желает не драмы, не переживания за близкого, а желает только страсти, наслаждения, увеселения. Наше сердце перестало переживать. Ну, как же так, если оно живое, если оно нормальное сердце? Вот где должна быть победа. А без этой победы, даже победив на поле боя, мы проиграем, мы эту победу даже используем во грех себе. Не надо нам таких побед. Дай безумцу победу в руки, и он ее сломает, он ее испортит. Победу можно дать человеку разумному, тому, кто пришел в разум, воюет за эту победу, у которого все ценности вернулись на свои места. А у нас такое ощущение, что ценности наши перевернулись. Что должно быть ценным – для нас равнодушно.

Можно сказать: «С Новым годом»? Можно. Можно пожелать вам счастья, здоровья? Можно. Но почему-то, думая о наших ребятах, которые сейчас там, мне не хочется это говорить. Давайте дождемся победы. Победы наших детей, мужей, отцов там. А здесь мы должны победить сами себя, нашу черствость, наше безумие, нашу страсть вот этой радости непрестанной. Они должны победить там, а мы должны победить здесь. Взять себя за шиворот и притащить в храм. Ну, за сына своего свечку поставить, за брата своего отстоять эту Литургию, ведь это всего час.

Меня часто как священника спрашивают: «Третий год скоро, как идет война, храмы переполнены?» Что мне ответить? Народ безумствует, народ веселится. Господи,.. мы так не победим. Даже победив, мы не победим. Не нужна нам такая победа.

Есть такая история в сербском народе. Сербский народ стоял против турецких войск, и завтра должна была произойти решающая битва. Сербский народ – православный народ, богоносный народ. И правитель сербского народа накануне решающей битвы молится Богу о победе. Ему является Господь и говорит два варианта: «Завтра вы побеждаете, но эта победа вас извратит. Из благополучия вы забудете Бога, вы начнете думать о земном». И второй вариант: «Завтра вас разобьют, и до конца времен сербский народ будут унижать, гнать, воевать, но твой народ в этой скорби сохранит веру в Меня». Это святой правитель, который сказал: «Пусть лучше мы проиграем, лишь бы народ наш остался верующим, не нужно нам земное благополучие, не нужны нам земные победы». И на следующий день они проиграли, их разбили. И по сей день бедная Сербия что терпит? Но по сей день в Сербии остается православный верующий народ, и вера в этом народе истинная. И фундамент этой веры – скорбь. Скорбь, которая дает понимание, что здесь, на земле, всё суетно.

Вот прошел еще один год. Долго он шел? Относительно. Кто-то может сказать: «Долго». А кто-то может сказать: «Да мы и не заметили». А самое главное, что этого года никогда больше не будет. У времени есть такая особенность, что его нельзя отмотать назад, оно идет только вперед. И это закон в некоторой степени жестокий. Оно идет только вперед. Ничего нельзя повернуть назад. Этого года больше никогда не будет. Этот год мы могли наполнить покаянием, а мы его наполнили фейерверками. Вот завтра какой-нибудь наш солдат выйдет из боя в спокойное место, позвонит и спросит: «Как вы провели новый год?» – «Ой, дорогой сынок, хорошо. Небо светилось… А как у тебя». А он скажет: «А у меня во взводе из двадцати – тринадцать «двухсотых» и четыре «трехсотых»…»

Господи, прости меня. Богу нашему слава всегда, ныне и присно и во веки веков!

Протоиерей Сергий Баранов
1 января 2024 г.